Белла Ахмадулина родилась 10 апреля 1937 года в Москве. Её отец — татарин, заместитель министра, а мать — русская итальянского происхождения, работавшая переводчицей в КГБ. Начала писать стихи ещё в школьные годы. В 1957 г. подверглась критике в «Комсомольской правде». Окончила Литературный институт в 1960 г. Исключалась из института за отказ поддержать травлю Бориса Пастернака, потом была восстановлена. В 1964 году снялась в роли журналистки в фильме Василия Шукшина «Живёт такой парень». Лента получила «Золотого льва» на кинофестивале в Венеции. В 1970 году Ахмадулина появилась на экранах в фильме «Спорт, спорт, спорт». Первый сборник стихотворений, «Струна», появился в 1962 г. Далее последовали поэтические сборники «Озноб» (1968), «Уроки музыки» (1970), «Стихи» (1975), «Метель» (1977), «Свеча» (1977), «Тайна» (1983), «Сад» (Государственная премия СССР, 1989). Для поэзии Ахмадулиной характерны напряжённый лиризм, изысканность форм, очевидная перекличка с поэтической традицией прошлого. В 1970-е поэтесса посетила Грузию, с тех пор эта земля заняла в её творчестве заметное место. Ахмадулина переводила Н. Бараташвили, Г. Табидзе, И. Абашидзе и других грузинских авторов. В 1979 г. Ахмадулина участвовала в создании неподцензурного литературного альманаха «Метрополь». Ахмадулина не раз высказывалась в поддержку преследуемых властями советских диссидентов — Андрея Сахарова, Льва Копелева, Георгия Владимова, Владимира Войновича. Ее заявления в их защиту публиковались в «Нью-Йорк таймс», неоднократно передавались по «Радио Свобода» и «Голосу Америки». Участвовала во многих мировых поэтических фестивалях, в том числе в Международном празднике поэзии в Куала-Лумпуре (1988). В 1993 году подписала «Письмо сорока двух». Перу Ахмадулиной принадлежат воспоминания о поэтах-современниках, а также эссе о А. С. Пушкине и М. Ю. Лермонтове. В 2006 г. Ахмадулина стала героем книги «Автограф века», в которой ей посвящена одна из глав. В последние годы Белла Ахмадулина тяжело болела, практически ничего не видела и передвигалась на ощупь. Скончалась вечером 29 ноября 2010 года в машине «скорой помощи». По словам мужа поэтессы Бориса Мессерера, смерть наступила вследствие сердечно-сосудистого кризиса. Президент РФ Д. А. Медведев выразил официальные соболезнования родным и близким поэтессы. Прощание с Беллой Ахмадулиной состоялось 3 декабря 2010 года в Центральном Доме литераторов в Москве. В этот же день она была похоронена на Новодевичьем кладбище.
Семья Ахмадулина была первой женой Евгения Евтушенко, позже — женой Юрия Нагибина. От сына балкарского классика Кайсына Кулиева — Эльдара Кулиева в 1973 году она родила дочку Елизавету. В 1974 г. вышла замуж за театрального художника Бориса Мессерера. Дочь Елизавета Кулиева, как и её мать, закончила Литературный институт. Вторая дочь, Анна, окончила Полиграфический институт, оформляет книги в качестве иллюстратора. В последние годы Белла Ахмадулина жила в Переделкино с мужем.
Творчество Поэзия для Ахмадулиной — самооткровение, встреча внутреннего мира поэта с миром новых (магнитофон, самолёт, светофор) и традиционных (свеча, дом друга) предметов. Для её поэзии всё — даже любая мелочь — может служить импульсом, окрылить смелую фантазию, рождающую дерзкие образы, фантастические, вневременные события; всё может стать одухотворённым, символичным, как любое явление природы («Сказка о дожде», 1964). Ахмадулина расширяет свою лексику и синтаксис, обращается к архаическим элементам речи, которые она переплетает с современным разговорным языком. Отчуждённое употребление отдельных слов возвращает им в контексте первоначальный смысл. Не статика, а динамика определяет ритм стихов Ахмадулиной. Поначалу доля необычного в стихах Ахмадулиной была очень велика по сравнению с большинством русских стихов того времени, но затем её поэзия стала проще, эпичнее. Память как не только событийная, но и стилистическая категория — это тема многих стихотворений Беллы Ахмадулиной, посвящённых Репино и Комарово и написанных здесь. Она чувствует прошедшее время, она очарована обликом старых дач и думает о судьбе их обитателей. Её присутствие на Ахматовском вечере было так уместно и радостно для слушателей. Прекрасная Дама современной российской поэзии, она своим изысканным обликом и слогом продолжает классическую традицию, и в её стихах, обращённых к Ахматовой, живут восхищение и спор, без которых нет преемственности. Иосиф Бродский называл Ахмадулину «несомненной наследницей лермонтовско-пастернаковской линии в русской поэзии».[1]
Белла Ахмадулина Биография
Белла Ахмадулина родилась 10 апреля 1937 года в Москве. Её отец — татарин, заместитель министра, а мать — русская итальянского происхождения, работавшая переводчицей в КГБ. Начала писать стихи ещё в школьные годы. В 1957 г. подверглась критике в «Комсомольской правде». Окончила Литературный институт в 1960 г. Исключалась из института за отказ поддержать травлю Бориса Пастернака, потом была восстановлена. В 1964 году снялась в роли журналистки в фильме Василия Шукшина «Живёт такой парень». Лента получила «Золотого льва» на кинофестивале в Венеции. В 1970 году Ахмадулина появилась на экранах в фильме «Спорт, спорт, спорт». Первый сборник стихотворений, «Струна», появился в 1962 г. Далее последовали поэтические сборники «Озноб» (1968), «Уроки музыки» (1970), «Стихи» (1975), «Метель» (1977), «Свеча» (1977), «Тайна» (1983), «Сад» (Государственная премия СССР, 1989). Для поэзии Ахмадулиной характерны напряжённый лиризм, изысканность форм, очевидная перекличка с поэтической традицией прошлого. В 1970-е поэтесса посетила Грузию, с тех пор эта земля заняла в её творчестве заметное место. Ахмадулина переводила Н. Бараташвили, Г. Табидзе, И. Абашидзе и других грузинских авторов. В 1979 г. Ахмадулина участвовала в создании неподцензурного литературного альманаха «Метрополь». Ахмадулина не раз высказывалась в поддержку преследуемых властями советских диссидентов — Андрея Сахарова, Льва Копелева, Георгия Владимова, Владимира Войновича. Ее заявления в их защиту публиковались в «Нью-Йорк таймс», неоднократно передавались по «Радио Свобода» и «Голосу Америки». Участвовала во многих мировых поэтических фестивалях, в том числе в Международном празднике поэзии в Куала-Лумпуре (1988). В 1993 году подписала «Письмо сорока двух». Перу Ахмадулиной принадлежат воспоминания о поэтах-современниках, а также эссе о А. С. Пушкине и М. Ю. Лермонтове. В 2006 г. Ахмадулина стала героем книги «Автограф века», в которой ей посвящена одна из глав. В последние годы Белла Ахмадулина тяжело болела, практически ничего не видела и передвигалась на ощупь. Скончалась вечером 29 ноября 2010 года в машине «скорой помощи». По словам мужа поэтессы Бориса Мессерера, смерть наступила вследствие сердечно-сосудистого кризиса. Президент РФ Д. А. Медведев выразил официальные соболезнования родным и близким поэтессы. Прощание с Беллой Ахмадулиной состоялось 3 декабря 2010 года в Центральном Доме литераторов в Москве. В этот же день она была похоронена на Новодевичьем кладбище.
Семья Ахмадулина была первой женой Евгения Евтушенко, позже — женой Юрия Нагибина. От сына балкарского классика Кайсына Кулиева — Эльдара Кулиева в 1973 году она родила дочку Елизавету. В 1974 г. вышла замуж за театрального художника Бориса Мессерера. Дочь Елизавета Кулиева, как и её мать, закончила Литературный институт. Вторая дочь, Анна, окончила Полиграфический институт, оформляет книги в качестве иллюстратора. В последние годы Белла Ахмадулина жила в Переделкино с мужем.
Творчество Поэзия для Ахмадулиной — самооткровение, встреча внутреннего мира поэта с миром новых (магнитофон, самолёт, светофор) и традиционных (свеча, дом друга) предметов. Для её поэзии всё — даже любая мелочь — может служить импульсом, окрылить смелую фантазию, рождающую дерзкие образы, фантастические, вневременные события; всё может стать одухотворённым, символичным, как любое явление природы («Сказка о дожде», 1964). Ахмадулина расширяет свою лексику и синтаксис, обращается к архаическим элементам речи, которые она переплетает с современным разговорным языком. Отчуждённое употребление отдельных слов возвращает им в контексте первоначальный смысл. Не статика, а динамика определяет ритм стихов Ахмадулиной. Поначалу доля необычного в стихах Ахмадулиной была очень велика по сравнению с большинством русских стихов того времени, но затем её поэзия стала проще, эпичнее. Память как не только событийная, но и стилистическая категория — это тема многих стихотворений Беллы Ахмадулиной, посвящённых Репино и Комарово и написанных здесь. Она чувствует прошедшее время, она очарована обликом старых дач и думает о судьбе их обитателей. Её присутствие на Ахматовском вечере было так уместно и радостно для слушателей. Прекрасная Дама современной российской поэзии, она своим изысканным обликом и слогом продолжает классическую традицию, и в её стихах, обращённых к Ахматовой, живут восхищение и спор, без которых нет преемственности. Иосиф Бродский называл Ахмадулину «несомненной наследницей лермонтовско-пастернаковской линии в русской поэзии».[1]SERGEYg
*** Смеясь, ликуя и бунтуя, в своей безвыходной тоске, в Махинджаури, под Батуми, она стояла на песке. Она была такая гордая - вообразив себя рекой, она входила в море голая и море трогала рукой. Освободясь от ситцев лишних, так шла и шла наискосок. Она расстегивала лифчик, чтоб сбросить лифчик на песок. И вид ее предплечья смутного дразнил и душу бередил. Там белое пошло по смуглому, где раньше ситец проходил. Она смеялася от радости, в воде ладонями плеща, и перекатывались радуги от головы и до плеча.
*** Смеясь, ликуя и бунтуя, в своей безвыходной тоске, в Махинджаури, под Батуми, она стояла на песке. Она была такая гордая - вообразив себя рекой, она входила в море голая и море трогала рукой. Освободясь от ситцев лишних, так шла и шла наискосок. Она расстегивала лифчик, чтоб сбросить лифчик на песок. И вид ее предплечья смутного дразнил и душу бередил. Там белое пошло по смуглому, где раньше ситец проходил. Она смеялася от радости, в воде ладонями плеща, и перекатывались радуги от головы и до плеча.SERGEYg
*** - Все это надо перешить, - сказал портной, - ведь дело к маю. -Все это надо пережить- сказала я, - я понимаю. И в кольцах камушки сменить, и челку рыжую подрезать, и в край другой себя сманить, и вновь по Грузии поездить.
*** - Все это надо перешить, - сказал портной, - ведь дело к маю. -Все это надо пережить- сказала я, - я понимаю. И в кольцах камушки сменить, и челку рыжую подрезать, и в край другой себя сманить, и вновь по Грузии поездить.SERGEYg
Чужое ремесло мной помыкает. На грех наводит, за собой маня. моя работа мне не помогает и мстительно сторонится меня. Я ей вовеки соблюдаю верность, пишу стихи у краешка стола, и все-таки меня снедает ревность, когда творят иные мастера. Поет высоким голосом кинто, и у меня в тбилисском том духане, в картинной галерее и в кино завистливо заходится дыханье. Когда возводит красную трубу печник на необжитом новом доме, я тоже вытираю об траву замаранные глиною ладони. О, сделать так, как сделал оператор - послушно перенять его пример и, пристально приникнув к аппаратам, прищуриться на выбранный предмет. О, эта жадность деревце сажать, из лейки лить на грядках неполитых и линии натурщиц отражать, размазывая краски на палитрах! Так власть чужой работы надо мной меня жестоко требует к ответу. Но не прошу я участи иной. Благодарю скупую радость эту.
ЧУЖОЕ РЕМЕСЛО
Чужое ремесло мной помыкает. На грех наводит, за собой маня. моя работа мне не помогает и мстительно сторонится меня. Я ей вовеки соблюдаю верность, пишу стихи у краешка стола, и все-таки меня снедает ревность, когда творят иные мастера. Поет высоким голосом кинто, и у меня в тбилисском том духане, в картинной галерее и в кино завистливо заходится дыханье. Когда возводит красную трубу печник на необжитом новом доме, я тоже вытираю об траву замаранные глиною ладони. О, сделать так, как сделал оператор - послушно перенять его пример и, пристально приникнув к аппаратам, прищуриться на выбранный предмет. О, эта жадность деревце сажать, из лейки лить на грядках неполитых и линии натурщиц отражать, размазывая краски на палитрах! Так власть чужой работы надо мной меня жестоко требует к ответу. Но не прошу я участи иной. Благодарю скупую радость эту.SERGEYg
Ты говоришь - не надо плакать. А может быть, и впрямь, и впрямь не надо плакать - надо плавать в холодных реках. Надо вплавь одолевать ночную воду, плывущую из-под руки, чтоб даровать себе свободу другого берега реки. Недаром мне вздыхалось сладко в Сибири, в чистой стороне, где доверительно и слабо растенья никнули ко мне. Как привести тебе примеры того, что делалось со мной? Мерцают в памяти предметы и отдают голубизной. Байкала потаенный омут, где среди медленной воды посверкивая ходит омуль и перышки его видны. И те дома, и те сараи, заметные на берегах, и цвета яркого саранки, мгновенно сникшие в руках. И в белую полоску чудо - внезапные бурундуки, так испытующе и чутко в меня вперявшие зрачки. Так завлекала и казнила меня тех речек глубина. Граненая вода Кизира была, как пламень, холодна. И опровергнуто лукавство мое и все слова твои напоминающей лекарство целебной горечью травы. Припоминается мне снова, что там, среди земли и ржи, мне не пришлось сказать ни слова, ни слова маленького лжи.
x x x
Ты говоришь - не надо плакать. А может быть, и впрямь, и впрямь не надо плакать - надо плавать в холодных реках. Надо вплавь одолевать ночную воду, плывущую из-под руки, чтоб даровать себе свободу другого берега реки. Недаром мне вздыхалось сладко в Сибири, в чистой стороне, где доверительно и слабо растенья никнули ко мне. Как привести тебе примеры того, что делалось со мной? Мерцают в памяти предметы и отдают голубизной. Байкала потаенный омут, где среди медленной воды посверкивая ходит омуль и перышки его видны. И те дома, и те сараи, заметные на берегах, и цвета яркого саранки, мгновенно сникшие в руках. И в белую полоску чудо - внезапные бурундуки, так испытующе и чутко в меня вперявшие зрачки. Так завлекала и казнила меня тех речек глубина. Граненая вода Кизира была, как пламень, холодна. И опровергнуто лукавство мое и все слова твои напоминающей лекарство целебной горечью травы. Припоминается мне снова, что там, среди земли и ржи, мне не пришлось сказать ни слова, ни слова маленького лжи.SERGEYg
Молчат потухшие вулканы, на дно их падает зола. Там отдыхают великаны после содеянного зла. Все холоднее их владенья, все тяжелее их плечам, но те же грешные виденья являются им по ночам. Им снится город обреченный, не знающий своей судьбы, базальт, в колонны обращенный и обрамляющий сады. Там девочки берут в охапки цветы, что расцвели давно, там знаки подают вакханки мужчинам, тянущим вино. Все разгораясь и глупея, там пир идет, там речь груба. О девочка моя, Помпея, дитя царевны и раба! В плену судьбы своей везучей о чем ты думала, о ком, когда так храбро о Везувий ты опиралась локотком? Заслушалась его рассказов, расширила зрачки свои, чтобы не вынести раскатов безудержной его любви. И он челом своим умнейшим тогда же, на исходе дня, припал к ногам твоим умершим и закричал: "Прости меня!"
ВУЛКАНЫ
Молчат потухшие вулканы, на дно их падает зола. Там отдыхают великаны после содеянного зла. Все холоднее их владенья, все тяжелее их плечам, но те же грешные виденья являются им по ночам. Им снится город обреченный, не знающий своей судьбы, базальт, в колонны обращенный и обрамляющий сады. Там девочки берут в охапки цветы, что расцвели давно, там знаки подают вакханки мужчинам, тянущим вино. Все разгораясь и глупея, там пир идет, там речь груба. О девочка моя, Помпея, дитя царевны и раба! В плену судьбы своей везучей о чем ты думала, о ком, когда так храбро о Везувий ты опиралась локотком? Заслушалась его рассказов, расширила зрачки свои, чтобы не вынести раскатов безудержной его любви. И он челом своим умнейшим тогда же, на исходе дня, припал к ногам твоим умершим и закричал: "Прости меня!"SERGEYg
Я не скрипеть прошу калитку, я долго около стою. Я глажу тонкую калину по загорелому стволу. И, притаясь в листве веселой, смеюсь тихонько в кулаки. Вот он сидит, мой друг высокий, и починяет башмаки. Смешной, с иголкою и с дратвой, еще не знает ничего, а я кричу свирепо: "Здравствуй!" - и налетаю на него. А он смеется или плачет и топчет грядки босиком, и красный сеттер возле пляшет, в меня нацелясь языком. Забыв в одной руке ботинки, чудак, садовник, педагог, он в подпол лезет и бутылки из темноты мне подает. Он бегает, очки роняя, и, на меня взглянув тайком, он вытирает пыль с рояля своим рассеянным платком. Ах, неудачник мой, садовник! Соседей добрых веселя, о, сколько фруктов несъедобных он поднял из тебя, земля! Я эти фрукты ем покорно. Они солены и крепки, и слышно, как скребут по горлу семян их острых коготки. И верю я одна на свете, что зацветут его сады, что странно засияют с веток их совершенные плоды. Он говорит: - Ты представляешь - быть может, через десять лет ты вдруг письмо мне присылаешь, а я пишу тебе в ответ... Я представляю, и деревья я вижу - глаз не оторву. Размеренные ударенья тяжелых яблок о траву... Он машет вилкою с селедкой, глазами голодно блестит, и персик, твердый и соленый, на крепких челюстях хрустит...
САДОВНИК
Я не скрипеть прошу калитку, я долго около стою. Я глажу тонкую калину по загорелому стволу. И, притаясь в листве веселой, смеюсь тихонько в кулаки. Вот он сидит, мой друг высокий, и починяет башмаки. Смешной, с иголкою и с дратвой, еще не знает ничего, а я кричу свирепо: "Здравствуй!" - и налетаю на него. А он смеется или плачет и топчет грядки босиком, и красный сеттер возле пляшет, в меня нацелясь языком. Забыв в одной руке ботинки, чудак, садовник, педагог, он в подпол лезет и бутылки из темноты мне подает. Он бегает, очки роняя, и, на меня взглянув тайком, он вытирает пыль с рояля своим рассеянным платком. Ах, неудачник мой, садовник! Соседей добрых веселя, о, сколько фруктов несъедобных он поднял из тебя, земля! Я эти фрукты ем покорно. Они солены и крепки, и слышно, как скребут по горлу семян их острых коготки. И верю я одна на свете, что зацветут его сады, что странно засияют с веток их совершенные плоды. Он говорит: - Ты представляешь - быть может, через десять лет ты вдруг письмо мне присылаешь, а я пишу тебе в ответ... Я представляю, и деревья я вижу - глаз не оторву. Размеренные ударенья тяжелых яблок о траву... Он машет вилкою с селедкой, глазами голодно блестит, и персик, твердый и соленый, на крепких челюстях хрустит...SERGEYg
Встает луна, и мстит она за муки надменной отдаленности своей. Лунатики протягивают руки и обреченно следуют за ней. На крыльях одичалого сознанья, весомостью дневной утомлены, летят они, прозрачные созданья, прислушиваясь к отсветам луны. Мерцая так же холодно и скупо, взамен не обещая ничего, влечет меня далекое искусство и требует согласья моего. Смогу ли побороть его мученья и обаянье всех его примет и вылепить из лунного свеченья тяжелый осязаемый предмет?..
ЛУНАТИКИ
Встает луна, и мстит она за муки надменной отдаленности своей. Лунатики протягивают руки и обреченно следуют за ней. На крыльях одичалого сознанья, весомостью дневной утомлены, летят они, прозрачные созданья, прислушиваясь к отсветам луны. Мерцая так же холодно и скупо, взамен не обещая ничего, влечет меня далекое искусство и требует согласья моего. Смогу ли побороть его мученья и обаянье всех его примет и вылепить из лунного свеченья тяжелый осязаемый предмет?..SERGEYg
За то, что девочка Настасья добро чужое стерегла, босая бегала в ненастье за водкою для старика, - ей полагался бог красивый в чертоге, солнцем залитом, щеголеватый, справедливый, в старинном платье золотом. Но посреди хмельной икоты, среди убожества всего две почерневшие иконы не походили на него. За это - вдруг расцвел цикорий, порозовели жемчуга, и раздалось, как хор церковный, простое имя жениха. Он разом вырос у забора, поднес ей желтый медальон и так вполне сошел за бога в своем величье молодом. И в сердце было свято-свято от той гармошки гулевой, от вин, от сладкогласья свата и от рубашки голубой. А он уже глядел обманно, платочек газовый снимал и у соседнего амбара ей плечи слабые сминал... А Настя волос причесала, взяла платок за два конца, а Настя пела, причитала, держала руки у лица. "Ах, что со мной ты понаделал, какой беды понатворил! Зачем ты в прошлый понедельник мне белый розан подарил? Ах, верба, верба, моя верба, не вянь ты, верба, погоди. Куда девалась моя вера- остался крестик на груди". А дождик солнышком сменялся, и не случалось ничего, и бог над девочкой смеялся, и вовсе не было его.
БОГ
За то, что девочка Настасья добро чужое стерегла, босая бегала в ненастье за водкою для старика, - ей полагался бог красивый в чертоге, солнцем залитом, щеголеватый, справедливый, в старинном платье золотом. Но посреди хмельной икоты, среди убожества всего две почерневшие иконы не походили на него. За это - вдруг расцвел цикорий, порозовели жемчуга, и раздалось, как хор церковный, простое имя жениха. Он разом вырос у забора, поднес ей желтый медальон и так вполне сошел за бога в своем величье молодом. И в сердце было свято-свято от той гармошки гулевой, от вин, от сладкогласья свата и от рубашки голубой. А он уже глядел обманно, платочек газовый снимал и у соседнего амбара ей плечи слабые сминал... А Настя волос причесала, взяла платок за два конца, а Настя пела, причитала, держала руки у лица. "Ах, что со мной ты понаделал, какой беды понатворил! Зачем ты в прошлый понедельник мне белый розан подарил? Ах, верба, верба, моя верба, не вянь ты, верба, погоди. Куда девалась моя вера- остался крестик на груди". А дождик солнышком сменялся, и не случалось ничего, и бог над девочкой смеялся, и вовсе не было его.SERGEYg
Так ощутима эта нежность, вещественных полна примет. И нежность обретает внешность и воплощается в предмет. Старинной вазою зеленой вдруг станет на краю стола, и ты склонишься удивленный над чистым омутом стекла. Встревожится квартира ваша, и будут все поражены. - Откуда появилась ваза? - ты строго спросишь у жены. - И антиквар какую плату спросил? - О, не кори жену - то просто я смеюсь и плачу и в отдалении живу. И слезы мои так стеклянны, так их паденья тяжелы, они звенят, как бы стаканы, разбитые средь тишины. За то, что мне тебя не видно, а видно - так на полчаса, я безобидно и невинно свершаю эти чудеса. Вдруг облаком тебя покроет, как в горных высях повелось. Ты закричишь: - Мне нет покою! Откуда облако взялось? Но суеверно, как крестьянин, не бойся, "чур" не говори те нежности моей кристаллы осели на плечи твои. Я так немудрено и нежно наколдовала в стороне, и вот образовалось нечто, напоминая обо мне. Но по привычке добрых бестий, опять играя в эту власть, я сохраню тебя от бедствий и тем себя утешу всласть. Прощай! И занимайся делом! Забудется игра моя. Но сказки твоим малым детям останутся после меня.
НЕЖНОСТЬ
Так ощутима эта нежность, вещественных полна примет. И нежность обретает внешность и воплощается в предмет. Старинной вазою зеленой вдруг станет на краю стола, и ты склонишься удивленный над чистым омутом стекла. Встревожится квартира ваша, и будут все поражены. - Откуда появилась ваза? - ты строго спросишь у жены. - И антиквар какую плату спросил? - О, не кори жену - то просто я смеюсь и плачу и в отдалении живу. И слезы мои так стеклянны, так их паденья тяжелы, они звенят, как бы стаканы, разбитые средь тишины. За то, что мне тебя не видно, а видно - так на полчаса, я безобидно и невинно свершаю эти чудеса. Вдруг облаком тебя покроет, как в горных высях повелось. Ты закричишь: - Мне нет покою! Откуда облако взялось? Но суеверно, как крестьянин, не бойся, "чур" не говори те нежности моей кристаллы осели на плечи твои. Я так немудрено и нежно наколдовала в стороне, и вот образовалось нечто, напоминая обо мне. Но по привычке добрых бестий, опять играя в эту власть, я сохраню тебя от бедствий и тем себя утешу всласть. Прощай! И занимайся делом! Забудется игра моя. Но сказки твоим малым детям останутся после меня.SERGEYg
Так и сижу - царевна Несмеяна, ем яблоки, и яблоки горчат. - Царевна, отвори нам! Нас немало! - под окнами прохожие кричат. Они глядят глазами голубыми и в горницу являются гурьбой, здороваются, кланяются, имя "Царевич" говорят наперебой. Стоят и похваляются богатством, проходят, златом-серебром звеня. Но вам своим богатством и бахвальством, царевичи, не рассмешить меня. Как ум моих царевичей напрягся, стараясь ради красного словца! Но и сама слыву я не напрасно глупей глупца, мудрее мудреца. Кричат они: - Какой верна присяге,. царевна, ты - в суровости своей? - Я говорю: - Царевичи, присядьте. Царевичи, постойте у дверей. Зачем кафтаны новые надели и шапки примеряли к головам? На той неделе, о, на той неделе - смеялась я, как не смеяться вам. Входил он в эти низкие хоромы, сам из татар, гулявших по Руси, и я кричала: "Здравствуй, мой хороший! - Вина отведай, хлебом закуси". - А кто он был? Богат он или беден? В какой он проживает стороне? - Смеялась я: - Богат он или беден, румян иль бледен - не припомнить мне.. Никто не покарает, не измерит вины его. Не вышло ни черта. И все же он, гуляка и изменник, не вам чета. Нет. Он не вам чета.
НЕСМЕЯНА
Так и сижу - царевна Несмеяна, ем яблоки, и яблоки горчат. - Царевна, отвори нам! Нас немало! - под окнами прохожие кричат. Они глядят глазами голубыми и в горницу являются гурьбой, здороваются, кланяются, имя "Царевич" говорят наперебой. Стоят и похваляются богатством, проходят, златом-серебром звеня. Но вам своим богатством и бахвальством, царевичи, не рассмешить меня. Как ум моих царевичей напрягся, стараясь ради красного словца! Но и сама слыву я не напрасно глупей глупца, мудрее мудреца. Кричат они: - Какой верна присяге,. царевна, ты - в суровости своей? - Я говорю: - Царевичи, присядьте. Царевичи, постойте у дверей. Зачем кафтаны новые надели и шапки примеряли к головам? На той неделе, о, на той неделе - смеялась я, как не смеяться вам. Входил он в эти низкие хоромы, сам из татар, гулявших по Руси, и я кричала: "Здравствуй, мой хороший! - Вина отведай, хлебом закуси". - А кто он был? Богат он или беден? В какой он проживает стороне? - Смеялась я: - Богат он или беден, румян иль бледен - не припомнить мне.. Никто не покарает, не измерит вины его. Не вышло ни черта. И все же он, гуляка и изменник, не вам чета. Нет. Он не вам чета.SERGEYg
