АПУХТИН Алексей Николаевич [1840-1893] - русский поэт - лирик. По рождению Апухтин принадлежал к старинному дворянскому роду, воспитывался в привилегированном училище правоведения; в личной жизни поэт был тесно связан с великосветским петербургским обществом. В 1859 Апухтин окончил Училище правоведения, где познакомился с композитором П. И. Чайковским. В Училище Апухтин имел только отличные оценки по всем предметам. Апухтина считали эпигоном "светского" стиля поэзии, ведущего свое происхождение от литературы эпохи Пушкина. В сборнике стихотворений Апухтина встречаются типичные для этого стиля классические мотивы ("Греция", "Подражание древним" и др.), идиллическое изображение деревни ("Вечер", "Проселок"), патриотические и исторические темы, послания к друзьям, стихи на разные случаи, эпиграммы и пародии. Довольно часто Апухтин обращался к теме о призвании поэта, являясь горячим поклонником "чистого искусства" и врагом "гражданского" служения в поэзии ("К поэзии", "Музе", "Дилетант"). Но главной темой лирики Апухтина является интимная тема неудачной, разбитой любви, определившей собою меланхолическую настроенность поэта. Крупнейшее произведение этого рода - поэма "Год в монастыре". На слова стихов "Ночи безумные", "Забыть так скоро", "День ли царит" и др. П.И. Чайковский написал романсы. Чувство одиночества, надвигающейся старости и смерти, грусть воспоминаний проникают лучшие по искренности и простоте стихотворения Апухтина Музыкальные по форме, часто снабженные рефренами, стихи Апухтина иногда приближаются к песне, и не случайно многие из них положены на музыку. Слабее более длинные стихотворные произведения, своего рода психологические этюды, рассказы в стихах, не чуждые сентиментальности и мелодраматизма (например: "Перед операцией", "Из бумаг прокурора" и др.). В прозе Апухтин писал мало. Центральные фигуры его повестей - светские люди, неудачники в личной жизни, понявшие ничтожество окружающей их среды и ищущие спасения в глуши родовых усадеб - "Дневник Павлика Дольского" (опубликована 1895 г. посмертно), "Неоконченная повесть" и др. Умер Алексей Апухтин 17 августа 1893 г. в Петербурге. Похоронен в родном селе Фадеево.
Библиография: Стихи Апухтина в 2 тт., СПБ., 1886; 7-е изд., СПБ., 1912. Перцов П., Философские течения в русск. поэзии, изд. 2-е, 1899; Волынский А., Сб. "Борьба за идеализм", СПБ, 1900; Коробка Н., Очерки литературных настроений, СПБ., 1903; Шулятиков В., Этапы новой лирики, сб. Избранная история новой русской литературы, М., 1910; Языков Д., Обзор жизни и трудов русских писателей, вып. XIII, СПБ., 1916; Венгеров, С. А., Этапы неоромантического движения, Русская литература XX в., изд. товарищества "Мир", вып. I, М., 1914; Арсеньев, Критические этюды по русск. литературе, т. II., СПБ., 1888. Сочинения А. Н. Апухтина, 1896. Скабичевский, в «Русской Мысли» (1895, № 5).
Алексей Апухтин
АПУХТИН Алексей Николаевич [1840-1893] - русский поэт - лирик. По рождению Апухтин принадлежал к старинному дворянскому роду, воспитывался в привилегированном училище правоведения; в личной жизни поэт был тесно связан с великосветским петербургским обществом. В 1859 Апухтин окончил Училище правоведения, где познакомился с композитором П. И. Чайковским. В Училище Апухтин имел только отличные оценки по всем предметам. Апухтина считали эпигоном "светского" стиля поэзии, ведущего свое происхождение от литературы эпохи Пушкина. В сборнике стихотворений Апухтина встречаются типичные для этого стиля классические мотивы ("Греция", "Подражание древним" и др.), идиллическое изображение деревни ("Вечер", "Проселок"), патриотические и исторические темы, послания к друзьям, стихи на разные случаи, эпиграммы и пародии. Довольно часто Апухтин обращался к теме о призвании поэта, являясь горячим поклонником "чистого искусства" и врагом "гражданского" служения в поэзии ("К поэзии", "Музе", "Дилетант"). Но главной темой лирики Апухтина является интимная тема неудачной, разбитой любви, определившей собою меланхолическую настроенность поэта. Крупнейшее произведение этого рода - поэма "Год в монастыре". На слова стихов "Ночи безумные", "Забыть так скоро", "День ли царит" и др. П.И. Чайковский написал романсы. Чувство одиночества, надвигающейся старости и смерти, грусть воспоминаний проникают лучшие по искренности и простоте стихотворения Апухтина Музыкальные по форме, часто снабженные рефренами, стихи Апухтина иногда приближаются к песне, и не случайно многие из них положены на музыку. Слабее более длинные стихотворные произведения, своего рода психологические этюды, рассказы в стихах, не чуждые сентиментальности и мелодраматизма (например: "Перед операцией", "Из бумаг прокурора" и др.). В прозе Апухтин писал мало. Центральные фигуры его повестей - светские люди, неудачники в личной жизни, понявшие ничтожество окружающей их среды и ищущие спасения в глуши родовых усадеб - "Дневник Павлика Дольского" (опубликована 1895 г. посмертно), "Неоконченная повесть" и др. Умер Алексей Апухтин 17 августа 1893 г. в Петербурге. Похоронен в родном селе Фадеево.
Библиография: Стихи Апухтина в 2 тт., СПБ., 1886; 7-е изд., СПБ., 1912. Перцов П., Философские течения в русск. поэзии, изд. 2-е, 1899; Волынский А., Сб. "Борьба за идеализм", СПБ, 1900; Коробка Н., Очерки литературных настроений, СПБ., 1903; Шулятиков В., Этапы новой лирики, сб. Избранная история новой русской литературы, М., 1910; Языков Д., Обзор жизни и трудов русских писателей, вып. XIII, СПБ., 1916; Венгеров, С. А., Этапы неоромантического движения, Русская литература XX в., изд. товарищества "Мир", вып. I, М., 1914; Арсеньев, Критические этюды по русск. литературе, т. II., СПБ., 1888. Сочинения А. Н. Апухтина, 1896. Скабичевский, в «Русской Мысли» (1895, № 5).SERGEYg
Минувшей юности своей Забыв волненья и измены, Отцы уж с отроческих дней Подготовляют нас для сцены.- Нам говорят: "Ничтожен свет, В нем все злодеи или дети, В нем сердца нет, в нем правды нет, Но будь и ты как все на свете!" И вот, чтоб выйти напоказ, Мы наряжаемся в уборной; Пока никто не видит нас, Мы смотрим гордо и задорно. Вот вышли молча и дрожим, Но оправляемся мы скоро И с чувством роли говорим, Украдкой глядя на суфлера. И говорим мы о добре, О жизни честной и свободной, Что в первой юности поре Звучит тепло и благородно; О том, что жертва - наш девиз, О том, что все мы, люди,- братья, И публике из-за кулис Мы шлем горячие объятья. И говорим мы о любви, К неверной простирая руки, О том, какой огонь в крови, О том, какие в сердце муки; И сами видим без труда, Как Дездемона наша мило, Лицо закрывши от стыда, Чтоб побледнеть, кладет белила. Потом, не зная, хороши ль Иль дурны были монологи, За бестолковый водевиль Уж мы беремся без тревоги. И мы смеемся надо всем, Тряся горбом и головою, Не замечая между тем, Что мы смеялись над собою! Но холод в нашу грудь проник, Устали мы - пора с дороги: На лбу чуть держится парик, Слезает горб, слабеют ноги... Конец.- Теперь что ж делать нам? Большая зала опустела... Далеко автор где-то там... Ему до нас какое дело? И, сняв парик, умыв лицо, Одежды сбросив шутовские, Мы все, усталые, больные, Лениво сходим на крыльцо. Нам тяжело, нам больно, стыдно, Пустые улицы темны, На черном небе звезд не видно - Огни давно погашены... Мы зябнем, стынем, изнывая, А зимний воздух недвижим, И обнимает ночь глухая Нас мертвым холодом своим.
АКТЕРЫ
Минувшей юности своей Забыв волненья и измены, Отцы уж с отроческих дней Подготовляют нас для сцены.- Нам говорят: "Ничтожен свет, В нем все злодеи или дети, В нем сердца нет, в нем правды нет, Но будь и ты как все на свете!" И вот, чтоб выйти напоказ, Мы наряжаемся в уборной; Пока никто не видит нас, Мы смотрим гордо и задорно. Вот вышли молча и дрожим, Но оправляемся мы скоро И с чувством роли говорим, Украдкой глядя на суфлера. И говорим мы о добре, О жизни честной и свободной, Что в первой юности поре Звучит тепло и благородно; О том, что жертва - наш девиз, О том, что все мы, люди,- братья, И публике из-за кулис Мы шлем горячие объятья. И говорим мы о любви, К неверной простирая руки, О том, какой огонь в крови, О том, какие в сердце муки; И сами видим без труда, Как Дездемона наша мило, Лицо закрывши от стыда, Чтоб побледнеть, кладет белила. Потом, не зная, хороши ль Иль дурны были монологи, За бестолковый водевиль Уж мы беремся без тревоги. И мы смеемся надо всем, Тряся горбом и головою, Не замечая между тем, Что мы смеялись над собою! Но холод в нашу грудь проник, Устали мы - пора с дороги: На лбу чуть держится парик, Слезает горб, слабеют ноги... Конец.- Теперь что ж делать нам? Большая зала опустела... Далеко автор где-то там... Ему до нас какое дело? И, сняв парик, умыв лицо, Одежды сбросив шутовские, Мы все, усталые, больные, Лениво сходим на крыльцо. Нам тяжело, нам больно, стыдно, Пустые улицы темны, На черном небе звезд не видно - Огни давно погашены... Мы зябнем, стынем, изнывая, А зимний воздух недвижим, И обнимает ночь глухая Нас мертвым холодом своим.
*** Безмесячная ночь дышала негой кроткой. Усталый я лежал на скошенной траве. Мне снилась девушка с ленивою походкой, С венком из васильков на юной голове.
И пела мне она: «Зачем так безответно Вчера, безумец мой, ты следовал за мной? Я не люблю тебя, хоть слушала приветно Признанья и мольбы души твоей больной.
Но... но мне жаль тебя... Сквозь смех твой в час прощанья Я слезы слышала... Душа моя тепла, И верь, что все мечты и все твои страданья Из слушавшей толпы одна я поняла.
А ты, ты уж мечтал с волнением невежды, Что я сама томлюсь, страдая и любя... О, кинь твой детский бред, разбей твои надежды, Я не хочу любить, я не люблю тебя!»
И ясный взор ее блеснул улыбкой кроткой, И около меня по скошенной траве, Смеясь, она прошла ленивою походкой С венком из васильков на юной голове.
*** Безмесячная ночь дышала негой кроткой. Усталый я лежал на скошенной траве. Мне снилась девушка с ленивою походкой, С венком из васильков на юной голове.
И пела мне она: «Зачем так безответно Вчера, безумец мой, ты следовал за мной? Я не люблю тебя, хоть слушала приветно Признанья и мольбы души твоей больной.
Но... но мне жаль тебя... Сквозь смех твой в час прощанья Я слезы слышала... Душа моя тепла, И верь, что все мечты и все твои страданья Из слушавшей толпы одна я поняла.
А ты, ты уж мечтал с волнением невежды, Что я сама томлюсь, страдая и любя... О, кинь твой детский бред, разбей твои надежды, Я не хочу любить, я не люблю тебя!»
И ясный взор ее блеснул улыбкой кроткой, И около меня по скошенной траве, Смеясь, она прошла ленивою походкой С венком из васильков на юной голове.
Светает... Не в силах тоски превозмочь, Заснуть я не мог в эту бурную ночь. Чрез реки, и горы, и степи простор Вас, братья далекие, ищет мой взор. Что с вами? Дрожите ли вы под дождем В убогой палатке, прикрывшись плащом, Вы стонете ль в ранах, томитесь в плену, Иль пали в бою за родную страну, И жизнь отлетела от лиц дорогих, И голос ваш милый навеки затих?.. О господи! лютой пылая враждой, Два стана давно уж стоят пред тобой; О помощи молят тебя их уста, Один за Аллаха, другой за Христа; Без устали, дружно во имя твое Работают пушка, и штык, и ружье... Но, боже! один ты, и вера одна, Кровавая жертва тебе не нужна. Яви же борцам негодующий лик, Скажи им, что мир твой хорош и велик, И слово забытое братской любви В сердцах, омраченных враждой, оживи!
БРАТЬЯМ
Светает... Не в силах тоски превозмочь, Заснуть я не мог в эту бурную ночь. Чрез реки, и горы, и степи простор Вас, братья далекие, ищет мой взор. Что с вами? Дрожите ли вы под дождем В убогой палатке, прикрывшись плащом, Вы стонете ль в ранах, томитесь в плену, Иль пали в бою за родную страну, И жизнь отлетела от лиц дорогих, И голос ваш милый навеки затих?.. О господи! лютой пылая враждой, Два стана давно уж стоят пред тобой; О помощи молят тебя их уста, Один за Аллаха, другой за Христа; Без устали, дружно во имя твое Работают пушка, и штык, и ружье... Но, боже! один ты, и вера одна, Кровавая жертва тебе не нужна. Яви же борцам негодующий лик, Скажи им, что мир твой хорош и велик, И слово забытое братской любви В сердцах, омраченных враждой, оживи!
Небо было черно, ночь была темна. Помнишь, мы стояли молча у окна, Непробудно спал уж деревенский дом. Ветер выл сердито под твоим окном, Дождь шумел по крыше, стекла поливал, Свечка догорела, маятник стучал... Медленно вздыхая, ты глядела вдаль, Нас обоих грызла старая печаль! Ты заговорила тихо, горячо... Ты мне положила руку на плечо... И в волненье жадном я приник к тебе... Я так горько плакал, плакал о себе! Сердце разрывалось, билось тяжело... То давно уж было, то давно прошло! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . О, как небо черно, о, как ночь темна, Как домами тяжко даль заслонена... Слез уж нет... один я... и в душе моей, Верь, еще темнее и еще черней
В ГОРЬКУЮ МИНУТУ
Небо было черно, ночь была темна. Помнишь, мы стояли молча у окна, Непробудно спал уж деревенский дом. Ветер выл сердито под твоим окном, Дождь шумел по крыше, стекла поливал, Свечка догорела, маятник стучал... Медленно вздыхая, ты глядела вдаль, Нас обоих грызла старая печаль! Ты заговорила тихо, горячо... Ты мне положила руку на плечо... И в волненье жадном я приник к тебе... Я так горько плакал, плакал о себе! Сердце разрывалось, билось тяжело... То давно уж было, то давно прошло! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . О, как небо черно, о, как ночь темна, Как домами тяжко даль заслонена... Слез уж нет... один я... и в душе моей, Верь, еще темнее и еще чернейSERGEYg
*** В уютном уголке сидели мы вдвоем, В открытое окно впивались наши очи, И, напрягая слух, в безмолвии ночном Чего-то ждали мы от этой тихой ночи.
Звон колокольчика нам чудился порой, Пугал нас лай собак, тревожил листьев шорох... О, сколько нежности и жалости немой, Не тратя лишних слов, читали мы во взорах!
И сколько, сколько раз, сквозь сумрак новых лет, Светиться будет мне тот уголок уютный, И ночи тишина, и яркий лампы свет, И сердца чуткого обман ежеминутный!
*** В уютном уголке сидели мы вдвоем, В открытое окно впивались наши очи, И, напрягая слух, в безмолвии ночном Чего-то ждали мы от этой тихой ночи.
Звон колокольчика нам чудился порой, Пугал нас лай собак, тревожил листьев шорох... О, сколько нежности и жалости немой, Не тратя лишних слов, читали мы во взорах!
И сколько, сколько раз, сквозь сумрак новых лет, Светиться будет мне тот уголок уютный, И ночи тишина, и яркий лампы свет, И сердца чуткого обман ежеминутный!SERGEYg
*** Волшебные слова любви и упоенья Я слышал наконец из милых уст твоих, Но в странной робости последнего сомненья Твой голос ласковый затих.
Давно, когда, в цветах синея и блистая, Неслася над землей счастливая весна, Я помню, видел раз, как глыба снеговая На солнце таяла одна.
Одна... кругом и жизнь, и говор, и движенье... Но солнце всё горит, звучней бегут ручьи... И в полдень снега нет, и радость обновленья До утра пели соловьи.
О, дай же доступ мне, моей любви мятежной, О, сбрось последний снег, растай, растай скорей... И я тогда зальюсь такою песней нежной, Какой не ведал соловей!
*** Волшебные слова любви и упоенья Я слышал наконец из милых уст твоих, Но в странной робости последнего сомненья Твой голос ласковый затих.
Давно, когда, в цветах синея и блистая, Неслася над землей счастливая весна, Я помню, видел раз, как глыба снеговая На солнце таяла одна.
Одна... кругом и жизнь, и говор, и движенье... Но солнце всё горит, звучней бегут ручьи... И в полдень снега нет, и радость обновленья До утра пели соловьи.
О, дай же доступ мне, моей любви мятежной, О, сбрось последний снег, растай, растай скорей... И я тогда зальюсь такою песней нежной, Какой не ведал соловей!
*** Всё, чем я жил, в чем ждал отрады, Слова развеяли твои... Так снег последний без пощады Уносят вешние ручьи... И целый день с насмешкой злою, Другие речи заглушив, Они носились надо мною, Как неотвязчивый мотив.
Один я. Длится ночь немая. Покоя нет душе моей... О, как томит меня, пугая, Холодный мрак грядущих дней! Ты не согреешь этот холод, Ты не осветишь эту тьму... Твои слова, как тяжкий молот, Стучат по сердцу моему.
*** Всё, чем я жил, в чем ждал отрады, Слова развеяли твои... Так снег последний без пощады Уносят вешние ручьи... И целый день с насмешкой злою, Другие речи заглушив, Они носились надо мною, Как неотвязчивый мотив.
Один я. Длится ночь немая. Покоя нет душе моей... О, как томит меня, пугая, Холодный мрак грядущих дней! Ты не согреешь этот холод, Ты не осветишь эту тьму... Твои слова, как тяжкий молот, Стучат по сердцу моему. SERGEYg
Неверие мое меня томит и мучит, Я слепо верить не могу. Пусть разум веры враг и нас лукаво учит, Но нехотя внимаю я врагу. Увы, заблудшая овца я в Божьем стаде... Наш ризничий - известный Варлаам - Читал сегодня проповедь об аде. Подробно, радостно, как будто видел сам, Описывал, что делается там: И стоны грешников, молящих о пощаде, И совести, и глаз, и рук, и ног Разнообразные страданья... Я заглушить в душе не мог негодованья. Ужели правосудный Бог За краткий миг грехопаденья Нас мукой вечною казнит? И вечером побрел я в скит, Чтоб эти мысли и сомненья Поведать старцу. Старец Михаил Отчасти только мне сомненья разрешил. Он мне сказал, что, верно, с колыбели Во мне все мысли грешные живут, Что я смердящий пес и дьявольский сосуд... Да, помыслы мои успеха не имели!
12 Декабря (1883)
b]ГОД В МОНАСТЫРЕ[/b]
Неверие мое меня томит и мучит, Я слепо верить не могу. Пусть разум веры враг и нас лукаво учит, Но нехотя внимаю я врагу. Увы, заблудшая овца я в Божьем стаде... Наш ризничий - известный Варлаам - Читал сегодня проповедь об аде. Подробно, радостно, как будто видел сам, Описывал, что делается там: И стоны грешников, молящих о пощаде, И совести, и глаз, и рук, и ног Разнообразные страданья... Я заглушить в душе не мог негодованья. Ужели правосудный Бог За краткий миг грехопаденья Нас мукой вечною казнит? И вечером побрел я в скит, Чтоб эти мысли и сомненья Поведать старцу. Старец Михаил Отчасти только мне сомненья разрешил. Он мне сказал, что, верно, с колыбели Во мне все мысли грешные живут, Что я смердящий пес и дьявольский сосуд... Да, помыслы мои успеха не имели!
