Иван Бунин Иван Алексеевич Бунин родился 22 октября 1870 года в Воронеже в дворянской семье. Детство и юность его прошли в обедневшем поместье Орловской губернии. Систематического образования будущий писатель не получил, о чем сожалел всю жизнь. Правда, старший брат Юлий, с блеском окончивший университет, прошел с Ваней весь гимназический курс. Они занимались языками, психологией, философией, общественными и естественными науками. Именно Юлий оказал большое влияние на формирование вкусов и взглядов Бунина.
Писать Бунин начал рано. Писал очерки, зарисовки, стихи. В мае 1887 года журнал "Родина" напечатал стихотворение "Нищий" шестнадцатилетнего Вани Бунина. С этого времени началась его более или менее постоянная литературная деятельность, в которой нашлось место и для стихов, и для прозы.
Внешне стихи Бунина выглядели традиционными как по форме, так и по тематике: природа, радость жизни, любовь, одиночество, печаль утраты и новое возрождение. И все же, несмотря на подражательность, была в бунинских стихах какая-то особая интонация. Это стало более заметным с выходом в 1901 году поэтического сборника "Листопад", восторженно принятого и читателями и критиками.
Стихи Бунин писал до конца своей жизни, любя поэзию всей душой, восхищаясь ее музыкальным строем и гармонией. Но уже в начале творческого пути в нем все явственнее проявлялся прозаик, причем настолько сильный и глубокий, что первые рассказы Бунина тут же заслужили признание именитых в ту пору писателей Чехова, Горького, Андреева, Куприна.
В 1898 году Бунин женился на гречанке Анне Цакни, пережив перед этим сильную влюбленность и последовавшее за ней сильное разочарование к Варваре Пащенко. Впрочем, по собственному признанию Ивана Алексеевича, Цакни он никогда не любил.
В 1910-е годы Бунин много путешествует, выезжая за границу. Он посещает Льва Толстого, знакомится с Чеховым, активно сотрудничает с горьковским издательством "Знание", знакомится с племянницей председателя первой Думы А. С. Муромцева Верой Муромцевой. И хотя фактически Вера Николаевна стала "госпожой Буниной" уже в 1906 году, официально зарегистрировать свой брак они смогли лишь в июле 1922 года во Франции. Только к этому времени Бунину удалось добиться развода с Анной Цакни.
Вера Николаевна была предана Ивану Алексеевичу до конца его жизни, став ему верной помощницей во всех делах. Обладая большой духовной силой, помогая стойко переносить все невзгоды и тяготы эмиграции, Вера Николаевна имела еще и великий дар терпения и всепрощения, что было немаловажно при общении с таким трудным и непредсказуемым человеком, каким был Бунин.
После шумного успеха его рассказов в печати появляется, ставшая сразу знаменитой, повесть "Деревня" - первая крупная вещь Бунина. Это горькое и очень смелое произведение, в котором перед читателем предстала полубезумная русская действительность со всеми ее контрастами, шаткостью, изломанностью судеб. Бунин, пожалуй, один из немногих русских писателей той поры, не побоялся сказать нелицеприятную правду о русской деревне и забитости русского мужика.
"Деревня" и последовавший за ней "Суходол" определили отношение Бунина к своим героям - слабым, обездоленным и неприкаянным. Но отсюда и сочуствие к ним, жалость, желание понять, что же происходит в страдающей русской душе.
Параллельно с деревенской тематикой писатель развивал в своих рассказах и лирическую, которая ранее наметилась в стихах. Появились женские характеры, хотя и едва намеченные - очаровательная, воздушная Оля Мещерская (рассказ "Легкое дыхание"), бесхитростная Клаша Смирнова (рассказ "Клаша"). Позже женские типы со всей лирической страстью проступят в эмигрантских повестях и рассказах Бунина - "Ида", "Митина любовь", "Дело корнета Елагина" и, конечно же, в его знаменитом цикле "Темные аллеи".
В дореволюционной России Бунин, как говорится, "почивал на лаврах" - трижды ему присуждалась Пушкинская премия; в 1909 году он был избран академиком по разряду изящной словесности, став самым молодым академиком Российской академии.
В 1920 году Бунин с Верой Николаевной, не принявшие ни революцию, ни большевистскую власть, эмигрировали из России, "испив несказанную чашу душевных страданий", как позже писал Бунин в своей биографии. 28 марта они прибыли в Париж.
К литературному творчеству Иван Алексеевич возвращался медленно. Тоска по России, неуверенность в будущем угнетали его. Потому первый сборник рассказов "Крик", вышедший за рубежом, составляли только рассказы, написанные в счастливейшее для Бунина время - в 1911-1912 годах.
И все же писатель постепенно преодолел чувство угнетенности. В рассказе "Роза Иерихона" есть такие проникновенные слова: "Нет разлук и потерь, доколе жива моя душа, моя Любовь, Память! В живую воду сердца, в чистую влагу любви, печали и нежности погружаю я корни и стебли моего прошлого..."
В середине 1920-х годов Бунины переехали в небольшой курортный городок Грас на юге Франции, где поселились на вилле "Бельведер", а позже обустроились на вилле "Жанет". Здесь им было суждено прожить большую часть своей жизни, пережить Вторую мировую войну. В 1927 году в Грасе Бунин познакомился с русской поэтессой Галиной Кузнецовой, которая с мужем проводила там отпуск. Бунин был очарован молодой женщиной, она же, в свою очередь, была в восторге от него (а уж Бунин умел очаровывать женщин!). Их роман получил широкую огласку. Оскорбленный муж уехал, страдала от ревности Вера Николаевна. И здесь произошло невероятное - Иван Алексеевич сумел убедить Веру Николаевну, что его отношения с Галиной чисто платонические, и ничего, кроме отношений учителя и ученницы, у них нет. Вера Николаевна, как это покажется невероятным, поверила. Поверила потому, что без Яна своей жизни она не представляла. В результате Галина была приглашена поселиться у Буниных и стать "членом семьи".
Почти пятнадцать лет делила Кузнецова общий кров с Буниным, играя роль приемной дочери и переживая с ними все радости, беды и лишения.
Эта любовь Ивана Алексеевича была и счастливой, и мучительно трудной. Она же оказалась и безмерно драматичной. В 1942 году Кузнецова покинула Бунина, увлекшись оперной певицей Марго Степун.
Иван Алексеевич был потрясен, его угнетала не только измена любимой женщины, но и то с кем она изменила! "Как она (Г.) отравила мне жизнь - до сих пор отравляет! 15 лет! Слабость, безволие...", - писал он в своем дневнике 18 апреля 1942 года. Эта дружба между Галиной и Марго для Бунина была как кровоточащая рана до конца его жизни.
Но вопреки всем невзгодам, бесконечным лишениям бунинская проза набирала новую высоту. На чужбине вышли книги "Роза Иерихона", "Митина любовь", сборники рассказов "Солнечный удар" и "Божье древо". А в 1930 году был опубликован автобиографический роман "Жизнь Арсеньева" - сплав мемуаров, воспоминаний и лирико-философской прозы.
10 ноября 1933 года газеты в Париже вышли с огромными заголовками "Бунин - Нобелевский лауреат". Впервые за время существования этой премии награда по литературе была вручена русскому писателю. Всероссийская известность Бунина переросла во всемирную славу.
Каждый русский в Париже, даже тот, который не прочитал ни одной строчки Бунина, воспринял это как личный праздник. Русские люди испытали сладчайшее из чувст - благородное чувство национальной гордости.
Присуждение Нобелевской премии стало огромным событием и для самого писателя. Пришло признание, а вместе с ним (хотя и на очень короткий период, Бунины были на редкость непрактичны) материальная обеспеченность.
В 1937 году Бунин закончил книгу "Освобождение Толстого", которая по мнению специалистов, стала одной из лучших книг во всей литературе о Льве Николаевиче. А в 1943 году в Нью-Йорке выходят "Темные аллеи" - вершина лирической прозы писателя, подлинная энциклопедия любви. В "Темных аллеях" можно найти все - и возвышенные переживания, и противоречивые чувства, и неистовые страсти. Но ближе всего Бунину была любовь чистая, светлая, подобная гармонии земли с небом. В "Темных аллеях" она, как правило, коротка, а порой мгновенна, но ее свет озаряет всю жизнь героя.
Некоторые критики того времени обвиняли бунинские "Темные аллеи" то в порнографии, то в старческом сладострастии. Ивана Алексеевича это оскорбляло: "Я считаю "Темные аллеи" лучшим, что я написал, а они, идиоты, считают, что я ими опозорил свои седины... Не понимают, фарисеи, что это новое слово, новый подход к жизни", - жаловался он И. Одоевцевой.
До конца жизни ему пришлось защищать свою любимую книгу от "фарисеев". В 1952 году он написал Ф. А. Степуну, автору одной из рецензий на бунинские произведения: "Жаль, что вы написали, что в "Темных аллеях" есть некоторый избыток рассматривания женских прельстительностей... Какой там "избыток"! Я дал только тысячную долю того, как мужчины всех племен и народов "рассматривают" всюду, всегда женщин со своего десятилетнего возраста и до 90 лет".
Последние годы жизни писатель посвятил работе над книгой о Чехове. К сожалению, этот труд остался незавершенным.
Свою последнюю дневниковую запись Иван Алексеевич сделал 2 мая 1953 года. "Это все-таки поразительно до столбняка! Через некоторое, очень малое время меня не будет - и дела и судьбы всего, всего будут мне неизвестны!"
В два часа ночи с 7 на 8 ноября 1953 года Иван Алексеевич Бунин тихо скончался. Отпевание было торжественным - в русской церкви на улице Дарю в Париже при большом стечении народа. Все газеты - и русские, и французские - поместили обширные некрологи.
А сами похороны состоялись намного позже, 30 января 1954 года (до этого прах находился во временном склепе). Похоронили Ивана Алексеевича на русском кладбище Сен-Женевьев де Буа под Парижем. Рядом с Буниным через семь с половиной лет нашла свой покой верная и самоотверженная спутница его жизни Вера Николаевна Бунина.
Иван Бунин Иван Алексеевич Бунин родился 22 октября 1870 года в Воронеже в дворянской семье. Детство и юность его прошли в обедневшем поместье Орловской губернии. Систематического образования будущий писатель не получил, о чем сожалел всю жизнь. Правда, старший брат Юлий, с блеском окончивший университет, прошел с Ваней весь гимназический курс. Они занимались языками, психологией, философией, общественными и естественными науками. Именно Юлий оказал большое влияние на формирование вкусов и взглядов Бунина.
Писать Бунин начал рано. Писал очерки, зарисовки, стихи. В мае 1887 года журнал "Родина" напечатал стихотворение "Нищий" шестнадцатилетнего Вани Бунина. С этого времени началась его более или менее постоянная литературная деятельность, в которой нашлось место и для стихов, и для прозы.
Внешне стихи Бунина выглядели традиционными как по форме, так и по тематике: природа, радость жизни, любовь, одиночество, печаль утраты и новое возрождение. И все же, несмотря на подражательность, была в бунинских стихах какая-то особая интонация. Это стало более заметным с выходом в 1901 году поэтического сборника "Листопад", восторженно принятого и читателями и критиками.
Стихи Бунин писал до конца своей жизни, любя поэзию всей душой, восхищаясь ее музыкальным строем и гармонией. Но уже в начале творческого пути в нем все явственнее проявлялся прозаик, причем настолько сильный и глубокий, что первые рассказы Бунина тут же заслужили признание именитых в ту пору писателей Чехова, Горького, Андреева, Куприна.
В 1898 году Бунин женился на гречанке Анне Цакни, пережив перед этим сильную влюбленность и последовавшее за ней сильное разочарование к Варваре Пащенко. Впрочем, по собственному признанию Ивана Алексеевича, Цакни он никогда не любил.
В 1910-е годы Бунин много путешествует, выезжая за границу. Он посещает Льва Толстого, знакомится с Чеховым, активно сотрудничает с горьковским издательством "Знание", знакомится с племянницей председателя первой Думы А. С. Муромцева Верой Муромцевой. И хотя фактически Вера Николаевна стала "госпожой Буниной" уже в 1906 году, официально зарегистрировать свой брак они смогли лишь в июле 1922 года во Франции. Только к этому времени Бунину удалось добиться развода с Анной Цакни.
Вера Николаевна была предана Ивану Алексеевичу до конца его жизни, став ему верной помощницей во всех делах. Обладая большой духовной силой, помогая стойко переносить все невзгоды и тяготы эмиграции, Вера Николаевна имела еще и великий дар терпения и всепрощения, что было немаловажно при общении с таким трудным и непредсказуемым человеком, каким был Бунин.
После шумного успеха его рассказов в печати появляется, ставшая сразу знаменитой, повесть "Деревня" - первая крупная вещь Бунина. Это горькое и очень смелое произведение, в котором перед читателем предстала полубезумная русская действительность со всеми ее контрастами, шаткостью, изломанностью судеб. Бунин, пожалуй, один из немногих русских писателей той поры, не побоялся сказать нелицеприятную правду о русской деревне и забитости русского мужика.
"Деревня" и последовавший за ней "Суходол" определили отношение Бунина к своим героям - слабым, обездоленным и неприкаянным. Но отсюда и сочуствие к ним, жалость, желание понять, что же происходит в страдающей русской душе.
Параллельно с деревенской тематикой писатель развивал в своих рассказах и лирическую, которая ранее наметилась в стихах. Появились женские характеры, хотя и едва намеченные - очаровательная, воздушная Оля Мещерская (рассказ "Легкое дыхание"), бесхитростная Клаша Смирнова (рассказ "Клаша"). Позже женские типы со всей лирической страстью проступят в эмигрантских повестях и рассказах Бунина - "Ида", "Митина любовь", "Дело корнета Елагина" и, конечно же, в его знаменитом цикле "Темные аллеи".
В дореволюционной России Бунин, как говорится, "почивал на лаврах" - трижды ему присуждалась Пушкинская премия; в 1909 году он был избран академиком по разряду изящной словесности, став самым молодым академиком Российской академии.
В 1920 году Бунин с Верой Николаевной, не принявшие ни революцию, ни большевистскую власть, эмигрировали из России, "испив несказанную чашу душевных страданий", как позже писал Бунин в своей биографии. 28 марта они прибыли в Париж.
К литературному творчеству Иван Алексеевич возвращался медленно. Тоска по России, неуверенность в будущем угнетали его. Потому первый сборник рассказов "Крик", вышедший за рубежом, составляли только рассказы, написанные в счастливейшее для Бунина время - в 1911-1912 годах.
И все же писатель постепенно преодолел чувство угнетенности. В рассказе "Роза Иерихона" есть такие проникновенные слова: "Нет разлук и потерь, доколе жива моя душа, моя Любовь, Память! В живую воду сердца, в чистую влагу любви, печали и нежности погружаю я корни и стебли моего прошлого..."
В середине 1920-х годов Бунины переехали в небольшой курортный городок Грас на юге Франции, где поселились на вилле "Бельведер", а позже обустроились на вилле "Жанет". Здесь им было суждено прожить большую часть своей жизни, пережить Вторую мировую войну. В 1927 году в Грасе Бунин познакомился с русской поэтессой Галиной Кузнецовой, которая с мужем проводила там отпуск. Бунин был очарован молодой женщиной, она же, в свою очередь, была в восторге от него (а уж Бунин умел очаровывать женщин!). Их роман получил широкую огласку. Оскорбленный муж уехал, страдала от ревности Вера Николаевна. И здесь произошло невероятное - Иван Алексеевич сумел убедить Веру Николаевну, что его отношения с Галиной чисто платонические, и ничего, кроме отношений учителя и ученницы, у них нет. Вера Николаевна, как это покажется невероятным, поверила. Поверила потому, что без Яна своей жизни она не представляла. В результате Галина была приглашена поселиться у Буниных и стать "членом семьи".
Почти пятнадцать лет делила Кузнецова общий кров с Буниным, играя роль приемной дочери и переживая с ними все радости, беды и лишения.
Эта любовь Ивана Алексеевича была и счастливой, и мучительно трудной. Она же оказалась и безмерно драматичной. В 1942 году Кузнецова покинула Бунина, увлекшись оперной певицей Марго Степун.
Иван Алексеевич был потрясен, его угнетала не только измена любимой женщины, но и то с кем она изменила! "Как она (Г.) отравила мне жизнь - до сих пор отравляет! 15 лет! Слабость, безволие...", - писал он в своем дневнике 18 апреля 1942 года. Эта дружба между Галиной и Марго для Бунина была как кровоточащая рана до конца его жизни.
Но вопреки всем невзгодам, бесконечным лишениям бунинская проза набирала новую высоту. На чужбине вышли книги "Роза Иерихона", "Митина любовь", сборники рассказов "Солнечный удар" и "Божье древо". А в 1930 году был опубликован автобиографический роман "Жизнь Арсеньева" - сплав мемуаров, воспоминаний и лирико-философской прозы.
10 ноября 1933 года газеты в Париже вышли с огромными заголовками "Бунин - Нобелевский лауреат". Впервые за время существования этой премии награда по литературе была вручена русскому писателю. Всероссийская известность Бунина переросла во всемирную славу.
Каждый русский в Париже, даже тот, который не прочитал ни одной строчки Бунина, воспринял это как личный праздник. Русские люди испытали сладчайшее из чувст - благородное чувство национальной гордости.
Присуждение Нобелевской премии стало огромным событием и для самого писателя. Пришло признание, а вместе с ним (хотя и на очень короткий период, Бунины были на редкость непрактичны) материальная обеспеченность.
В 1937 году Бунин закончил книгу "Освобождение Толстого", которая по мнению специалистов, стала одной из лучших книг во всей литературе о Льве Николаевиче. А в 1943 году в Нью-Йорке выходят "Темные аллеи" - вершина лирической прозы писателя, подлинная энциклопедия любви. В "Темных аллеях" можно найти все - и возвышенные переживания, и противоречивые чувства, и неистовые страсти. Но ближе всего Бунину была любовь чистая, светлая, подобная гармонии земли с небом. В "Темных аллеях" она, как правило, коротка, а порой мгновенна, но ее свет озаряет всю жизнь героя.
Некоторые критики того времени обвиняли бунинские "Темные аллеи" то в порнографии, то в старческом сладострастии. Ивана Алексеевича это оскорбляло: "Я считаю "Темные аллеи" лучшим, что я написал, а они, идиоты, считают, что я ими опозорил свои седины... Не понимают, фарисеи, что это новое слово, новый подход к жизни", - жаловался он И. Одоевцевой.
До конца жизни ему пришлось защищать свою любимую книгу от "фарисеев". В 1952 году он написал Ф. А. Степуну, автору одной из рецензий на бунинские произведения: "Жаль, что вы написали, что в "Темных аллеях" есть некоторый избыток рассматривания женских прельстительностей... Какой там "избыток"! Я дал только тысячную долю того, как мужчины всех племен и народов "рассматривают" всюду, всегда женщин со своего десятилетнего возраста и до 90 лет".
Последние годы жизни писатель посвятил работе над книгой о Чехове. К сожалению, этот труд остался незавершенным.
Свою последнюю дневниковую запись Иван Алексеевич сделал 2 мая 1953 года. "Это все-таки поразительно до столбняка! Через некоторое, очень малое время меня не будет - и дела и судьбы всего, всего будут мне неизвестны!"
В два часа ночи с 7 на 8 ноября 1953 года Иван Алексеевич Бунин тихо скончался. Отпевание было торжественным - в русской церкви на улице Дарю в Париже при большом стечении народа. Все газеты - и русские, и французские - поместили обширные некрологи.
А сами похороны состоялись намного позже, 30 января 1954 года (до этого прах находился во временном склепе). Похоронили Ивана Алексеевича на русском кладбище Сен-Женевьев де Буа под Парижем. Рядом с Буниным через семь с половиной лет нашла свой покой верная и самоотверженная спутница его жизни Вера Николаевна Бунина.SERGEYg
x x x Серп луны под тучкой длинной Льет полночный слабый свет. Над безмолвною долиной - Темной церкви силуэт. Серп луны за тучкой тает, - Проплывая, гаснет он. С колокольни долетает, Замирая, сонный звон. Серп луны в просветы тучи С грустью тихою глядит, Под ветвями ив плакучих Тускло воду золотит. И в реке, среди глубокой Предрассветной тишины, Замирает одинокий Золотой двойник луны. 1887
x x x Серп луны под тучкой длинной Льет полночный слабый свет. Над безмолвною долиной - Темной церкви силуэт. Серп луны за тучкой тает, - Проплывая, гаснет он. С колокольни долетает, Замирая, сонный звон. Серп луны в просветы тучи С грустью тихою глядит, Под ветвями ив плакучих Тускло воду золотит. И в реке, среди глубокой Предрассветной тишины, Замирает одинокий Золотой двойник луны. 1887SERGEYg
x x x Ветер осенний в лесах подымается, Шумно по чащам идет, Мертвые листья срывает и весело В бешеной пляске несет. Только замрет, припадет и послушает, - Снова взмахнет, а за ним Лес загудит, затрепещет, - и сыплются Листья дождем золотым. Веет зимою, морозными вьюгами, Тучи плывут в небесах... Пусть же погибнет все мертвое, слабое И возвратится во прах! Зимние вьюги - предтечи весенние, Зимние вьюги должны Похоронить под снегами холодными Мертвых к приходу весны. В темную осень земля укрывается Желтой листвой, а под ней Дремлет побегов и трав прозябание, Сок животворных корней. Жизнь зарождается в мраке таинственном. Радость и гибель ея Служат нетленному и неизменному - Вечной красе Бытия! 1888
x x x Ветер осенний в лесах подымается, Шумно по чащам идет, Мертвые листья срывает и весело В бешеной пляске несет. Только замрет, припадет и послушает, - Снова взмахнет, а за ним Лес загудит, затрепещет, - и сыплются Листья дождем золотым. Веет зимою, морозными вьюгами, Тучи плывут в небесах... Пусть же погибнет все мертвое, слабое И возвратится во прах! Зимние вьюги - предтечи весенние, Зимние вьюги должны Похоронить под снегами холодными Мертвых к приходу весны. В темную осень земля укрывается Желтой листвой, а под ней Дремлет побегов и трав прозябание, Сок животворных корней. Жизнь зарождается в мраке таинственном. Радость и гибель ея Служат нетленному и неизменному - Вечной красе Бытия! 1888SERGEYg
ЦЫГАНКА Впереди большак, подвода. Старый пес у колеса, - Впереди опять свобода, Степь, простор и небеса. Но притворщица отстала, Ловко семечки грызет, Говорит, что в сердце жало, Яд горючий унесет. Говорит... А что ж играет Яркий угольный зрачок? Солнцем, золотом сияет, Но бесстрастен и далек. Сколько юбок! Ногу стройно Облегает башмачок. Стан струится беспокойно, И жемчужна смуглость щек... Впереди большак, подвода, Старый пес у колеса, Счастье, молодость, свобода, Солнце, степи, небеса. 1889
ЦЫГАНКА Впереди большак, подвода. Старый пес у колеса, - Впереди опять свобода, Степь, простор и небеса. Но притворщица отстала, Ловко семечки грызет, Говорит, что в сердце жало, Яд горючий унесет. Говорит... А что ж играет Яркий угольный зрачок? Солнцем, золотом сияет, Но бесстрастен и далек. Сколько юбок! Ногу стройно Облегает башмачок. Стан струится беспокойно, И жемчужна смуглость щек... Впереди большак, подвода, Старый пес у колеса, Счастье, молодость, свобода, Солнце, степи, небеса. 1889SERGEYg
x x x Бушует полая вода, Шумит и глухо, и протяжно. Грачей пролетные стада Кричат и весело, и важно. Дымятся черные бугры, И утром в воздухе нагретом Густые белые пары Напоены теплом и светом. А в полдень лужи под окном Так разливаются и блещут, Что ярким солнечным пятном По залу "зайчики" трепещут. Меж круглых рыхлых облаков Невинно небо голубеет, И солнце ласковое греет В затишье гумен и дворов. Весна, весна! И все ей радо. Как в забытьи каком стоишь И слышишь свежий запах сада И теплый запах талых крыш. Кругом вода журчит, сверкает, Крик петухов звучит порой, А ветер, мягкий и сырой, Глаза тихонько закрывает. 1892
x x x Бушует полая вода, Шумит и глухо, и протяжно. Грачей пролетные стада Кричат и весело, и важно. Дымятся черные бугры, И утром в воздухе нагретом Густые белые пары Напоены теплом и светом. А в полдень лужи под окном Так разливаются и блещут, Что ярким солнечным пятном По залу "зайчики" трепещут. Меж круглых рыхлых облаков Невинно небо голубеет, И солнце ласковое греет В затишье гумен и дворов. Весна, весна! И все ей радо. Как в забытьи каком стоишь И слышишь свежий запах сада И теплый запах талых крыш. Кругом вода журчит, сверкает, Крик петухов звучит порой, А ветер, мягкий и сырой, Глаза тихонько закрывает. 1892SERGEYg
В ГЕФСИМАНСКОМ САДУ ...И в этот час, гласит преданье, Когда, сомнением томим, Изнемогал он от страданья. Все преклонилось перед ним. Затихла ночь и благоговенье, И слышал он: "Моих ветвей Колючий терн - венцом мученья Возложат на главе твоей; Но терн короною зеленой Чело святое обовьет - В мир под страдальческой короной. Как царь царей, Господь войдет!" И кипарис, над ним шумящий, Кому шептал во тьме ночной: "Благослови Господь скорбящий, - Велик и славен подвиг твой! Я вознесу над всей вселенной Мой тяжкий крест, и на кресте Весь мир узрит тебя, смиренный, В неизреченной красоте!" Но снова он в тоске склонялся, Но снова он скорбел душой - И ветер ласковой струей Его чела в тиши касался: "О, подними свой грустный взор! В час скорби, в темный час страданья Прохлады свежее дыханье Я принесу с долин и гор, И нежной лаской аромата Твои мученья облегчу, И от востока до заката Твои глаголы возвещу!" 1894
В ГЕФСИМАНСКОМ САДУ ...И в этот час, гласит преданье, Когда, сомнением томим, Изнемогал он от страданья. Все преклонилось перед ним. Затихла ночь и благоговенье, И слышал он: "Моих ветвей Колючий терн - венцом мученья Возложат на главе твоей; Но терн короною зеленой Чело святое обовьет - В мир под страдальческой короной. Как царь царей, Господь войдет!" И кипарис, над ним шумящий, Кому шептал во тьме ночной: "Благослови Господь скорбящий, - Велик и славен подвиг твой! Я вознесу над всей вселенной Мой тяжкий крест, и на кресте Весь мир узрит тебя, смиренный, В неизреченной красоте!" Но снова он в тоске склонялся, Но снова он скорбел душой - И ветер ласковой струей Его чела в тиши касался: "О, подними свой грустный взор! В час скорби, в темный час страданья Прохлады свежее дыханье Я принесу с долин и гор, И нежной лаской аромата Твои мученья облегчу, И от востока до заката Твои глаголы возвещу!" 1894SERGEYg
b]МОРОЗ[/b] Так ярко звезд горит узор, Так ясно Млечный Путь струится, Что занесенный снегом двор Весь и блестит и фосфорится. Свет серебристо-голубой, Свет от созвездий Ориона, Как в сказке, льется над тобой На снег морозный с небосклона. И фосфором дымится снег, И видно, как мерцает нежно Твой ледяной душистый мех, На плечи кинутый небрежно, Как серьги длинные блестят, И потемневшие зеницы С восторгом жадности глядят Сквозь серебристые ресницы. 21.VII.03
b]МОРОЗ[/b] Так ярко звезд горит узор, Так ясно Млечный Путь струится, Что занесенный снегом двор Весь и блестит и фосфорится. Свет серебристо-голубой, Свет от созвездий Ориона, Как в сказке, льется над тобой На снег морозный с небосклона. И фосфором дымится снег, И видно, как мерцает нежно Твой ледяной душистый мех, На плечи кинутый небрежно, Как серьги длинные блестят, И потемневшие зеницы С восторгом жадности глядят Сквозь серебристые ресницы. 21.VII.03SERGEYg
ПОРТРЕТ Погост, часовенка над склепом, Венки, лампадки, образа И в раме, перевитой крепом - Большие ясные глаза. Сквозь пыль на стеклах, жарким светом Внутри часовенка горит. "Зачем я в склепе, в полдень, летом?" - Незримый кто-то говорит. Кокетливо-проста прическа, И пелеринка на плечах... А тут повсюду - капли воска И банты крепа на свечах, Венки, лампадки, пахнет тленьем... И только этот милый взор Глядит с веселым изумленьем На этот погребальный вздор. Март, 1903
ПОРТРЕТ Погост, часовенка над склепом, Венки, лампадки, образа И в раме, перевитой крепом - Большие ясные глаза. Сквозь пыль на стеклах, жарким светом Внутри часовенка горит. "Зачем я в склепе, в полдень, летом?" - Незримый кто-то говорит. Кокетливо-проста прическа, И пелеринка на плечах... А тут повсюду - капли воска И банты крепа на свечах, Венки, лампадки, пахнет тленьем... И только этот милый взор Глядит с веселым изумленьем На этот погребальный вздор. Март, 1903SERGEYg
РОЗЫ Блистая, облака лепились В лазури пламенного дня. Две розы под окном раскрылись - Две чаши, полные огня. В окно, в прохладный сумрак дома, Глядел зеленый знойный сад, И сена душная истома Струила сладкий аромат. Порою, звучный и тяжелый, Высоко в небе грохотал Громовый гул... Но пели пчелы, Звенели мухи - день сиял. Порою шумно пробегали Потоки ливней голубых... Но солнце и лазурь мигали В зеркально-зыбком блеске их - И день сиял, и млели розы, Головки томные клоня, И улыбалися сквозь слезы Очами, полными огня. (1903-1904)
РОЗЫ Блистая, облака лепились В лазури пламенного дня. Две розы под окном раскрылись - Две чаши, полные огня. В окно, в прохладный сумрак дома, Глядел зеленый знойный сад, И сена душная истома Струила сладкий аромат. Порою, звучный и тяжелый, Высоко в небе грохотал Громовый гул... Но пели пчелы, Звенели мухи - день сиял. Порою шумно пробегали Потоки ливней голубых... Но солнце и лазурь мигали В зеркально-зыбком блеске их - И день сиял, и млели розы, Головки томные клоня, И улыбалися сквозь слезы Очами, полными огня. (1903-1904)SERGEYg
РАЗВАЛИНЫ Над синим портом - серые руины Остатки древней греческой тюрьмы На юг - морские зыбкие равнины, На север - голые холмы. В проломах стен - корявые оливы И дереза, сопутница руин, А под стенами - красные обрывы И волн густой аквамарин. Угрюмо здесь, в сырых подземных кельях; Н весело тревожить сон темниц, Перекликаться с эхом в подземельях И видеть небо из бойниц! Давно октябрь, но не уходит лето: Уж на холмах желтеет шелк травы, Но воздух чист - и сколько в небе света, А в море нежной синевы! И тихи, тихи старые руины. И целый день, под мерный шум валов, Слежу я в море парус бригантины, А в небесах - круги орлов. И усыпляет моря шум атласный. И кажется, что в мире жизни нет: Есть только блеск, лазурь и воздух ясный, Простор, молчание и свет. (1903 - 1904)
РАЗВАЛИНЫ Над синим портом - серые руины Остатки древней греческой тюрьмы На юг - морские зыбкие равнины, На север - голые холмы. В проломах стен - корявые оливы И дереза, сопутница руин, А под стенами - красные обрывы И волн густой аквамарин. Угрюмо здесь, в сырых подземных кельях; Н весело тревожить сон темниц, Перекликаться с эхом в подземельях И видеть небо из бойниц! Давно октябрь, но не уходит лето: Уж на холмах желтеет шелк травы, Но воздух чист - и сколько в небе света, А в море нежной синевы! И тихи, тихи старые руины. И целый день, под мерный шум валов, Слежу я в море парус бригантины, А в небесах - круги орлов. И усыпляет моря шум атласный. И кажется, что в мире жизни нет: Есть только блеск, лазурь и воздух ясный, Простор, молчание и свет. (1903 - 1904)SERGEYg
САПСАН В полях, далеко от усадьбы, Зимует просяной омет. Там табунятся волчьи свадьбы, Там клочья шерсти и помет. Воловьи ребра у дороги Торчат в снегу - и спал на них Сапсан, стервятник космоногий, Готовый взвиться каждый миг. Я застрелил его. А это Грозит бедой. И вот ко мне Стал гость ходить. Он до рассвета Вкруг дома бродит при луне. Я не видал его. Я слышал Лишь хруст шагов. Но спать невмочь. На третью ночь я в поле вышел... О, как была печальна ночь! Когтистый след в снегу глубоком В глухие степи вел с гумна. На небе мглистом и высоком Плыла холодная луна. За валом, над привадой в яме, Серб маячила ветла. Даль над пустынными нолями Была таинственно светла. Облитый этим странным светом, Подавлен мертвой тишиной, Я стал - и бледным силуэтом Упала тень моя за мной. По небесам, в туманной мути, Сияя, лунный лик нырял И серебристым блеском ртути Слюду по насту озарял. Кто был он, этот полуночный Незримый гость? Откуда он Ко мне приходит в час урочный Через сугробы на балкон? Иль он узнал, что я тоскую, Что я один? что в дом ко мне Лишь снег да небо в ночь немую Глядят из сада при луне? Быть может, он сегодня слышал, Как я, покинув кабинет, По темной зале в спальню вышел, Где в сумраке мерцал паркет, Где в окнах небеса синели, А в этой сини четко встал Черно-зеленый конус ели И острый Сириус блистал? Теперь луна была в зените, На небе плыл густой туман... Я ждал его, - я шел к раките По насту снеговых полян, И если б враг мой от привады Внезапно прянул на сугроб, - Я б из винтовки без пощады Пробил его широкий лоб. Но он не шел. Луна скрывалась, Луна сияла сквозь туман, Бежала мгла... И мне казалось, Что на снегу сидит Сапсан. Морозный иней, как алмазы, Сверкал на нем, а он дремал, Седой, зобастый, круглоглазый, И в крылья голову вжимал. И был он страшен, непонятен, Таинственен, как этот бег Туманной мглы и светлых пятен, Порою озарявших снег, - Как воплотившаяся сила Той Воли, что в полночный час Нас страхом всех соединила - И сделала врагами нас. 9.1.05
САПСАН В полях, далеко от усадьбы, Зимует просяной омет. Там табунятся волчьи свадьбы, Там клочья шерсти и помет. Воловьи ребра у дороги Торчат в снегу - и спал на них Сапсан, стервятник космоногий, Готовый взвиться каждый миг. Я застрелил его. А это Грозит бедой. И вот ко мне Стал гость ходить. Он до рассвета Вкруг дома бродит при луне. Я не видал его. Я слышал Лишь хруст шагов. Но спать невмочь. На третью ночь я в поле вышел... О, как была печальна ночь! Когтистый след в снегу глубоком В глухие степи вел с гумна. На небе мглистом и высоком Плыла холодная луна. За валом, над привадой в яме, Серб маячила ветла. Даль над пустынными нолями Была таинственно светла. Облитый этим странным светом, Подавлен мертвой тишиной, Я стал - и бледным силуэтом Упала тень моя за мной. По небесам, в туманной мути, Сияя, лунный лик нырял И серебристым блеском ртути Слюду по насту озарял. Кто был он, этот полуночный Незримый гость? Откуда он Ко мне приходит в час урочный Через сугробы на балкон? Иль он узнал, что я тоскую, Что я один? что в дом ко мне Лишь снег да небо в ночь немую Глядят из сада при луне? Быть может, он сегодня слышал, Как я, покинув кабинет, По темной зале в спальню вышел, Где в сумраке мерцал паркет, Где в окнах небеса синели, А в этой сини четко встал Черно-зеленый конус ели И острый Сириус блистал? Теперь луна была в зените, На небе плыл густой туман... Я ждал его, - я шел к раките По насту снеговых полян, И если б враг мой от привады Внезапно прянул на сугроб, - Я б из винтовки без пощады Пробил его широкий лоб. Но он не шел. Луна скрывалась, Луна сияла сквозь туман, Бежала мгла... И мне казалось, Что на снегу сидит Сапсан. Морозный иней, как алмазы, Сверкал на нем, а он дремал, Седой, зобастый, круглоглазый, И в крылья голову вжимал. И был он страшен, непонятен, Таинственен, как этот бег Туманной мглы и светлых пятен, Порою озарявших снег, - Как воплотившаяся сила Той Воли, что в полночный час Нас страхом всех соединила - И сделала врагами нас. 9.1.05SERGEYg
